«Мы жили в подвале». Ростовчанка о браке с инвалидом — лауреатом Букера

О знакомстве, жизни и расставании с инвалидом-колясочником испанского происхождения, ныне — знаменитым писателем Рубеном Гонзалесом-Гальего специально «АиФ-Ростов» написала журналист Екатерина Гонзалес-Гальего.

Рубен Гонзалес-Гальего: мне не повезло в жизни только один раз — я родился, а в остальное время мне тотально везло © / Екатерина Гонзалес-Гальего / Из личного архива

Одна из самых потрясающих историй любви и спасения привела одного из героев к написанию книги, которая в 2003 году получила самую престижную литературную премию России – Букер.

Автор книги – инвалид-колясочник Рубен Гонзалес-Гальего с тех пор ездит по городам и весям. Он жил в Праге, в Вашингтоне, сейчас обосновался недалеко от Иерусалима.

Справка

«Белое на чёрном» – автобиографический роман Рубена Давида Гонзалеса-Гальего, опубликованный в 2002 г.

Стал лауреатом премии «Букер – Открытая Россия» 2003 г.

Книга повествует в ярких, откровенных и местами шокирующих тонах о жизни больных детей в советских детских домах.

А вот героиня так и живёт в городе, где всё началось, – в Новочеркасске Ростовской области.

Журналист, писатель, Екатерина Гонзалес-Гальего вспоминает:

«Первое, что я тогда увидела – забор. Высокий, каменный. И КПП. Новочеркасский дом-интернат для инвалидов и престарелых. Нормальному человеку там делать нечего.

Слишком тяжело для зрения, осязания и слуха. Запахи. Знаете, как пахнут карболка, больница, несчастье, старость? А звуки? Шорохи, скрип инвалидных колясок, приглушённая неразборчивая речь паралитиков. Мимо проезжали на колясках, проползали, ковыляли на костылях. Это потом я освоилась, перестала замечать. А тогда, в 1989 году, даже мне, привычной, выросшей в семье, где любимый отец – без обеих ног, стало страшно…», — вспоминает Екатерина Гонзалес-Гальего. Свою историю для «АиФ-Ростов» она записала сама.

Разговор длиною в день

Маленькая комнатка. Два человека. Колясочники. Миша. Мышечная дистрофия. Последняя стадия. Это когда двигаются только два пальца на правой руке. Двигаются, правда, сильно сказано. Чашку Миша поднять не может.

А это кто такой? Худой, страшно худой (вспоминаются виденные когда-то кадры кинохроники концлагерей) мальчик без рубашки. Он явно недоволен. Я вторглась на его территорию и глазею. Я действительно глазею, иначе и не скажешь. Он ловит краткий момент, когда нет спастики, и тело не дергается, не подчиняясь тебе. Выравнивается в коляске, кое-как садится и требует помочь ему надеть рубашку. Ничего себе номер! Но я понимаю, что это проверка на вшивость.

Екатерина Гонзалес-Гальего: «Как ты могла выйти за… искорёженное тело, – спрашивают меня. Фото: Из личного архива Екатерины Гонзалес-Гальего

Он хочет знать, стоит ли со мной заговаривать. С рубашкой справляемся, причём больше он, чем я. Потом я решаюсь напоить обитателей комнаты чаем. Приноравливаю к чужим губам кружку, а руки дрожат… Ребята не смущаются. Они чувствуют себя уверенно. Особенно этот, со странной в наших местах испанской фамилией – Гонзалес- Гальего.

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Эксперты FDA сомневаются в эффективности "орфанного" препарата от Sarepta

Таково начало моего знакомства, а вернее моей жизни с Рубеном.

Мы разговаривали. Первый разговор длиною в день. Второй… Третий… Я считаю дни и разговоры. На край Новочеркасска, в интернат я приезжала каждый день за каждым новым разговором.

— Что тогда сказал Клетчатому Бегемот?

— А помнишь, как она шла, прижав к груди жёлтые цветы?

Мы разговаривали строчками из «Мастера и Маргариты», пикировались цитатами Пастернака, Мандельштама, Цветаевой, Маяковского, обсуждали работы Карамзина и Ключевского…

Откуда двадцатилетний юноша в инвалидной коляске, запертый в богадельне, мог всё это знать? А английский? Он свободно говорил на нём, да ещё и с оксфордским акцентом!

Несоответствие. Оно поражало. Пугало. Вызывало протест. Такой человек не должен, не может жить в интернате!

Что такое интернат, Рубен написал сам в своей книге «Белым по чёрному» (именно такое название было первоначально). Там всё – правда. Всё, но не вся. Многое, слишком многое осталось за бортом. Почему? Потому что нужно было выжить. Тяжело это, вспоминать такое. Но ему удалось. Рубен смог донести до читателя не только боль, но и счастье, радость жизни. Такой жизни.

«Как ты, красивая, молодая, со шлейфом поклонников за спиной, могла выйти за… искорёженное тело, вихрастую голову, умные злые глаза? Что это было?» – спрашивают меня любопытные. Это была – любовь.

Пожениться нам не дали, в ЗАГСе требовали разрешение директора интерната. Я не привыкла к унижению. Студентка исторического факультета РГУ, участница Всесоюзного совещания молодых писателей и поэтов, я была горда и непримирима. В дом-интернат приехал прокурор города и сказал, что никто не может запретить гражданам СССР вступать в брак.

«Пожалуйста, пусть расписываются, но не здесь», – ответил директор дома-интерната. Рубен покинул интернат через забор, за ним последовала и его инвалидная коляска. Как? Уметь надо!

Обложка книги Рубена Гонзалес-Гальего. Фото: Из личного архива Екатерины Гонзалес-Гальего

Первоапрельская шутка

Мы жили у его бывшей учительницы Франчески Константиновны в подвале. Мои родители пришли в ужас от моего поступка. «Мама, – кричала я, – ты же сама вышла замуж за инвалида!». «Да, – отвечала мама, – но наш папа рядом с твоим Рубеном просто Шварценеггер».

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Ученый рассказал, что такое генетический паспорт и как в Беларуси изучают геном человека

Папа, кандидат исторических наук, преподаватель вуза, молчал. Он умел молчать выразительно.

Я не одумалась ни через месяц, ни через полгода. Мы поженились и переехали ко мне домой. Мама принесла нам сырую курицу. Папа, только что возглавивший Ростовскую областную организацию Всероссийского общества инвалидов, предложил Рубену работу. Жизнь продолжалась.

Сначала мама – очень робко. Потом врачи – настойчиво и раздражённо. Скептически и предостерегающе  – друзья. Мне объясняли, что лучше бы нам не иметь ребёнка. Я и Рубен – мы были с этим не согласны. Травма при родах – так было записано в его личном деле. Там вообще было много чего написано. Например, что он был сыном студентов МГУ, приехавших в нашу страну в 60-е годы. В деле не было отказа родителей от ребёнка, но не было и ничего такого, что могло бы навести на след подлинной рубеновской истории. Я пообещала Рубену, что закончу университет, рожу ему ребёнка и тогда мы найдём его маму. Почему-то мне хотелось разыскать именно его маму, заглянуть ей в глаза и понять – почему…

1 апреля 1994 года родилась наша дочь – первоапрельская шутка весёлых и счастливых родителей – Надежда. Мы жили. Надеялись.

Представители Всемирного института по проблемам инвалидности приехали в Ростов из Калифорнии по приглашению Всероссийского общества инвалидов.

Семинары на тему «Независимая жизнь инвалидов» были настоящим откровением для россиян с ограниченными возможностями передвижения. А мужество и жизнерадостность наших инвалидов стали откровением для американцев. Рубена и меня пригласили в США на стажировку в составе группы инвалидов со всей России.

Мой отец Пётр Поваров, только что сам приехавший из зарубежной командировки, сказал: «Поезжайте, посмотрите, как люди живут, учатся, свободно передвигаются по городу. Это – сказка». Выдержав серьёзный конкурсный отбор на участие в проекте, мы отправились в США.

«Мы предали друг друга»

Америка – большая деревня. Очень большая и очень благополучная. Чем-то похожа на Россию, такая же общинная, несмотря на культ денег и индивидуализма. Но в Америке есть одно преимущество – там инвалиды легко могут передвигаться по улицам, окончить университет, получить престижную работу. Для Рубена это отличие – определяющее. Стажировка продолжалась 30 дней. Месяц на электрической коляске, месяц свободы, самостоятельности и самоуважения. А потом… Потом мы вернулись в Россию. В аэропорту «Шереметьево» я спускалась по родным бесконечным российским ступенькам с Рубеном на руках.

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Разница — шесть лет, но он считает ее мамой. Как солигорчанка стала семьей для инвалида с ДЦП

Америка нас изменила. Почти до сумасшествия.

Ни я, ни Рубен, мы оба, не любим говорить о том, почему развелись. Мы предали друг друга. Но тогда ещё никто не думал о предательстве. Мы любили друг друга. Но тогда уже никто не думал о любви.

Рубен женился снова. Потом вышла замуж я. Иногда по ночам он звонил мне, я – ему. То, что было нашим, общим все эти годы, просто не могло исчезнуть. Мы остались близкими людьми. Но к нашим отношениям примешалось горькое чувство: не то ошибки, не то недосказанности…

Маму Рубена искали всем миром. И нашли. Она жила в Праге, работала на радио «Свободная Европа». Рубен поехал на встречу с мамой. Провожали его тоже всем миром. Аурора Гальего встретилась с сыном, которого считала мёртвым. Так ей сказали. Сын умер, а она со свидетельством о смерти вернулась в Испанию. В своё время Рубен утащил из своего детдомовского дела свидетельство о рождении. Эти два документа – разные для сына и матери, когда-то разъединили их, а потом помогли встретиться. Именно из свидетельства о рождении Рубен узнал имена своих родителей, которых всю жизнь мечтал разыскать.

Потом Рубен развёлся во второй раз, родив во втором браке дочь. Женился в третий, и в этом браке родилась третья дочь. Вы спросите – так бывает? Бывает и так. Главное, чтобы человек ощущал себя героем, и от ощущения переходил к действиям.

Мать Рубена умерла несколько лет назад. Рубен теперь живёт в Израиле – там медицина лучше. Поддерживать здоровье парализованному инвалиду очень сложно, тем более после несчастья, случившегося с ним в Вашингтоне несколько лет назад  – падения вместе со 100-килограммовой коляской на рельсы метро. Тогда он чудом выжил.

Как всегда говорил Рубен, «мне не повезло в жизни только один раз – я родился, а всё остальное время мне тотально везло».

http://www.aif.ru/

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *