Вот так выглядит граница "красной зоны" Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

Знать бы, выживу или нет?! Дневник пациента, прошедшего через тяжелую форму COVID-19

От врача скорой до мрачного коридора Красноярской больницы скорой медицинской помощи

Коронавирус появился в нашей жизни полтора года назад. О нем много говорят и спорят. Но одно дело – слышать о ковиде со стороны и совсем другое – столкнуться с ним, переболеть в тяжелой форме, пройти через кислород, капельницы и панический страх. А затем подавить в себе чувство неприязни к тем, кого сейчас называют «ковид-диссидентами». Это – одна из историй пациентов, переболевших коронавирусом. От начала и до конца.

Дневник человека, прошедшего через тяжелую форму COVID-19 Фото: Мария ЛЕНЦ
Дневник человека, прошедшего через тяжелую форму COVID-19
Фото: Мария ЛЕНЦ

Скорая

Вдох… еще один жадный вдох… точнее, жалкая попытка… За плечом зашумел кислородный аппарат, который устанавливают в салоне машины «скорой помощи». Не могу, что-то мешает изнутри, воздух не проходит дальше впадинки горла… Сильнее прижимаю к лицу маску, снова вдох – кажется, удалось. В глазах помутнело. Хватаюсь за рукав докторши, которая минут 15 назад появилась на пороге моей квартиры, словно ангел, укутанная с ног до головы в белый защитный медицинский костюм, и, осмотрев меня, скомандовала: «Быстро вниз, в машину».

— Как вас зовут? – хриплю через кислородную маску, с трудом слыша свой голос.

— Роза, меня зовут Роза.

Она закрывает дверь «Газели», садится рядом со мной и командует водителю «поехали». Вижу, как проплывают мимо окна моей многоэтажки.

— Как мне страшно, господи, как же мне страшно, — видимо, я произнесла это вслух, потому что доктор Роза берет мою руку в свои (они у нее в перчатках, но очень теплые) и приободряет: все будет хорошо.

Сколько пациентов за сутки доставляют эти машины скорой помощи в больницу... Фото: Мария ЛЕНЦ
Сколько пациентов за сутки доставляют эти машины скорой помощи в больницу…
Фото: Мария ЛЕНЦ

Изолятор-распределитель

Июльская ночь невыносимо душная. Гадаю, куда везут меня, несчастную: в краевую? В 20-ю больницу?.. «Скорая» заехала на территорию БСМП – ух, почему-то обрадовалась. Наверное потому, что совсем рядом с моим домом, в паре километров. Когда выпишут, быстрее домой добегу! А когда выпишут? Знать бы, выживу или нет… В те моменты все мысли заканчивались многоточием.

Интуитивно понимаю, что привезли в инфекционное отделение, здание стоит обособленно от основных корпусов. Выползти самостоятельно из машины не дали – подхватили под руки, усадили в кресло-каталку и завезли в помещение. Длинный коридор с глухими боксами-палатами направо и налево. Много света, белые стены. Кажется, это изолятор-распределитель, где прибывших фильтруют и сортируют, кого куда…

Так некстати вспомнился Данте с его «оставь надежду, всяк сюда входящий».

Первое, что увидела внутри, — длинная каталка, а на ней пожилой мужчина. Господи, он хоть живой? Слава богу, живой – глазами водит, уставился на меня. Я в полубреду от кислородного голодания, на грани депрессии и обморока, нервы напряжены: встретиться с покойником на пороге больницы – упаси бог.

Завозят в ближайшую палату. Внутри несколько кроватей с голыми матрасами. На одной сидит мужчина лет 60, расставив ноги и упираясь кулаками по бокам, так он старается удержаться в вертикальном положении. Глядя на него, принимаю такую же позу – да, так легче держать равновесие. Рядом на тумбочке стоит трехлитровая банка с водой и булькает. Подходит медсестра, с длинной зеленой трубочкой, один конец опускает в эту банку, на другом конце петля с двумя отверстиями. Нехитрая манипуляция – и эта петля у меня на ушах, на лице, отверстия – в нос… поначалу неприятно, царапается. Но по этой зеленой трубочке идет кислород… Как вовремя, иначе рухнула бы в обморок.

Время остановилось. Несколько раз по коридору прошлись две медсестры, заглядывали в нашу палату через полустеклянную стену. Было понятно, что мы для них – все на одно лицо, мы – пациенты-ковидники. Сколько нас сюда привозят за сутки, а сколько еще будет. Несчастные, задыхающиеся, ослабевшие, с испуганными глазами и дикой температурой, которых надо под руки отвести на рентген и вернуть обратно, обеспечить кислород и проверить, не лишились ли сознания. А потом еще и увезти, куда определит врач, в зависимости от состояния. Кого-то оставят здесь, в инфекционном отделении. У меня, как оказалось, дела обстоят гораздо хуже.

Инфекционное отделение - белый коридор. Фото: БСМП
Инфекционное отделение — белый коридор. Фото: БСМП

Длинный черный коридор

— У вас двухсторонняя пневмония, большой процент поражения легких. Сейчас вам готовят место в пульмонологии. Как будет готово, вас туда увезут. Нужно немного подождать, — сказал врач, судя по голосу, молодой.

В смысле пневмония?! У меня никогда в жизни ничего хуже бронхита или ларингита не было! Раз в год покашляю – и все. А тут воспаление легких, да еще в тяжелой форме? Несколько лет назад, еще в доковидную эпоху, у меня двоюродный брат умер от пневмонии, ему чуть за тридцать было… А я не хочу умирать… В такую минуту здравое мышление пропадает и под давлением страха возвращается паника. Прибавьте к этому температуру 40,2, которая держится много дней. Дикая слабость и усталость. Уши заложило. И только глухое бульканье кислорода в банке напоминает, что я еще жива.

Наконец, карета подана – кресло-каталка и в качестве перевозчика – крепкий, широкий в плечах медбрат. И дальше картина маслом: я в кресле, передо мной на подлокотниках поперек лежит баллон (длиной около метра) с живительным кислородом. Задача была удержать, чтобы не скатился на ноги. Под бороду подсунули бумаги, бланки первичного осмотра.

Затем лифт, спуск вниз и путешествие по длинному извилистому мрачному коридору. Тусклый свет ламп, серые стены, сверху давящие трубы. Кое-где капает вода со стен. И очень, очень свежо, даже хотелось, чтобы ехали как можно медленнее, чтобы эту свежесть продлить. Промелькнула мысль: надо бы сделать фотографию. А потом вторая: я телефон вообще взяла?

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Biocad перешел к клиническим испытаниям препаратов от гемофилии и СМА

— Тут обязательно должны быть привидения, — пытаюсь шутить. – Во всех подземных переходах красноярских больниц есть привидения.

— Конечно, и у нас есть. И дикие кошки тоже, — ответил мой медбрат. И тут под ногами прошмыгнуло тощее черно-белое тельце и затрусило прочь, к своей маме-кошке, которая в другом тоннеле кормилась из миски.

Считается, что в последний раз человек проходит через белоснежный коридор, в конце которого его ждет ослепительный свет. В моем случае коридор был мрачный и темный. Где же я так нагрешила, что мне дали черный и мрачный вместо белого и яркого?! Или мне еще не время? Но в эти минуты было страшно, безумно страшно. Я боялась услышать, что будущего для меня не будет.

Когда сатурация упала до 82% — думала, что умираю: дневник пациента, пережившего тяжелую форму коронавируса

Дневник корреспондента КП, прошедшего через тяжелую форму COVID-19 Фото: Мария ЛЕНЦ
Дневник корреспондента КП, прошедшего через тяжелую форму COVID-19
Фото: Мария ЛЕНЦ

Третья волна коронавируса или, как ее еще называют, индийский штамм, оказалась намного коварнее того, с чем мы столкнулись весной 2020 года. Лечение идет сложнее, а последствия страшнее.

Пришла зараза, откуда не ждали

Где я могла подцепить ковид? Поначалу этот вопрос не давал покоя, но потом успокоилась – да где угодно, какая теперь разница. Я ведь не сидела дома взаперти под тремя слоями масок – меня нелегкая понесла в заслуженный отпуск. Там столько людей было, что по факту любой мог сделать «подарок». Я береглась, честно, насколько это было возможно. Но, видимо, где-то согрешила.

Никогда не была фаталисткой, поэтому, когда началась массовая вакцинация, в первых рядах отправилась в поликлинику. Обе прививки перенесла отлично. Перед отпуском твердо решила, что в августе сделаю ревакцинацию. Но, как говорится, хочешь посмешить бога – расскажи ему о своих планах.

В начале июля, сияя от счастья, запрыгиваю в иркутский поезд и еду на Байкал. Семь счастливых дней: экскурсии, прогулки, рассветы, купание на закате, эмоции. Но за все в жизни надо платить, вот и я заплатила. Возможно, меня заразил водитель водовоза на турбазе в день моего отъезда. Пока я ждала свой микроавтобус на веранде административного домика, он сел рядом со мной на лавку и доказывал, что ковид – это «ложь, трындежь и провокация». Другой подозреваемый – таксист в Иркутске, который вез от гостиницы до железнодорожного вокзала и уверял, что ковид ему не страшен, прививки – зло и «только дураки могут заразиться». Возможно, раздавал вирус кто-то из пассажиров битком набитого душного вагона, в котором я возвращалась домой. Не исключаю, что щедротами мог поделиться и кто-то из нашей небольшой дружной группы, с кем я моталась по экскурсиям на Малом море.

Душный заполненный до отказа вагон поезда и пассажиры без масок - идеальные условия для заражения коронавирусом Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Душный заполненный до отказа вагон поезда и пассажиры без масок — идеальные условия для заражения коронавирусом
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

«Колбасить» начало на третий день, после возвращения домой. Сначала заболело горло, как при бронхите, плюс температура 37,3. Простыть не могла, это исключено. Не без труда дозвонилась до горячей линии своей поликлинику и спросила, что делать, если у меня подозрение на коронавирус. Голос из трубки ответил:

— Тогда вам надо прийти на прием к терапевту в кабинет неотложной помощи. Вход в здание со двора.

Меня не расслышали? Какое слово в моей фразе не поняли? Повторяю, что мне нужна ковидная бригада: зуб даю, что я подхватила коронавирус. А мне снова в ответ: приходите на прием. Ну ладно, поликлиника так поликлиника. Из-за сильной слабости пешком пару километров я не одолела бы, поэтому обмоталась платком, надела две маски и приехала – на автобусе! (простите меня, люди, если кого-то я заразила за эти 5 минут поездки). А в кабинет неотложки – очередь человек 30. Кто-то сидит прямо на траве, кто-то на погнувшейся ограде, ибо лавок нет. Невыносимая жара, а в очереди половина ковидников, как и я сама, с температурой и воспаленными глазами.

Когда началась массовая вакцинация, в числе первых помчалась на прививку Фото: Мария ЛЕНЦ
Когда началась массовая вакцинация, в числе первых помчалась на прививку
Фото: Мария ЛЕНЦ

Горький опыт

Сказалась невыносимая июльская жара на улице: добравшись с горем пополам до кабинета терапевта, чуть не потеряла сознание. Нашатыря не оказалось, поэтому медсестра дала понюхать ватку, смоченную медицинском спиртом. Помогло. Нюх тогда еще был в наличии. После положенных манипуляций молодая докторша в возрасте вчерашнего интерна распечатала целую портянку с рекомендациями и названиями лекарств, которые я должна купить. Предупредила: «Сейчас идите на первый этаж, сдайте тест. Дома принимайте лекарство. Обильное питье, покой. Если станет плохо – вызывайте скорую». Так безэмоционально она это произнесла… Хотя я ее понимаю: врачу нельзя жалеть своих пациентов.

«Аптеки нынче наживаются» — это не мои слова, а врачей, с кем мне довелось общаться за три недели. То, что до ковида стоило сто рублей, сейчас в пять-семь раз дороже. Для примера, «Бронхомунал» — 1503 рубля. Всего на лечение плюс реабилитацию у меня ушло больше 15 тысяч рублей. А, нет, плюс 3,5 тысячи – пульсоксиметр, очень нужная оказалась штука.

В очереди к экстренному терапевту выстроились человек тридцать, половина из них - выраженные ковидники Фото: Мария ЛЕНЦ
В очереди к экстренному терапевту выстроились человек тридцать, половина из них — выраженные ковидники
Фото: Мария ЛЕНЦ

Узнав о том, что я заболела, мне стали звонить и писать в мессенджер родные, друзья, коллеги. Интересовались состоянием, искренне переживали, давали советы – всем благодарна за поддержку. Переболевшие делились опытом: «первые 4 – 5 дней будет высокая температура, потом станет лучше». Я набралась терпения. Но «что-то пошло не так» с самого начала. Температура держалась на отметке выше 39, сбить ее было невозможно. Жуткий озноб чередовался с состоянием, когда внутри все горит. Стоило лечь – забивал кашель, приходилось спать сидя, от этого болела спина и шея. Заливала горло спреем, который не помогал от слова «совсем». Таблетки, которые принимала горстями по три раза в день, вызывали изжогу и другую побочку.

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Roche получила положительные результаты третьей фазы КИ ЛП для лечения миодистрофии Дюшенна

Хотелось есть, но дойти до кухни стало настоящим подвигом. Единственное, что смогла, это наполнила четыре литровых банки водой, добавила варенья и поставила морс на столик возле кровати – с голодухи пила много, потом по стенке ползала в туалет. На четвертые сутки, согнувшись калачиком на кровати, заплакала: «Покормите меня, кто-нибудь»… А ведь холодильник был битком набит всякой всячиной, но дойти до него и открыть – это было сверх возможностей.

Наконец, вызвала скорую, сразу предупредила, что ковидница – прислали кого надо. Врач в спецкостюме сделала мне укол и предложила:

— Может, все-таки в больницу поедете?

Я упрямо отказалась. Это была ошибка, которая могла привести к непоправимому. Сейчас, задним умом, понимаю это. А тогда пульсоксиметр показывал 93 %, я ждала, что температура после укола спадет и мне станет лучше. Какое же заблуждение! Температура действительно упала, но ненадолго. Через сутки она поднялась до 40 градусов. В бреду я провела еще одни сутки. Стала задыхаться. Разбудила кошка, которая тревожно терлась мордой о мое лицо и царапала лапой. А если бы ее не было?

Аптеки за год взвинтили цены в разы, отмечают медики Фото: Мария ЛЕНЦ Читайте на WWW.KRSK.KP.RU: https://www.krsk.kp.ru/daily/28326/4470430/
Аптеки за год взвинтили цены в разы, отмечают медики
Фото: Мария ЛЕНЦ

Когда очнулась и сунула палец в пульсоксиметр, он показывал уже 82 %. Критичный показатель – выходит, уже сутки кислородное голодание. Вот тогда мне впервые стало страшно. Положив посреди комнаты походную сумку, стала складывать в нее все, что могло пригодиться в больнице. Шаталась, цеплялась за все подряд, чтобы удержаться. Сумела под завязку полить цветы. Наполнила кошачьи миски едой и водой — на первое время хватит, потом дети приедут и позаботятся о мурке.

И стала вызывать скорую. Но звонок сбрасывался после первого же гудка. Наверное, это из-за большого количества звонков на 103. Когда набрала 112, то ответили быстро. Соединили со скорой и вскоре уже знакомая врач, укутанная в белую защитную одежду, словно ангел, вновь появилась на пороге моей квартиры:

— Ну что, сегодня поедем со мной? Вы зарядку к телефону взяли? А тапочки? Паспорт не забудьте. У вас все выключено? — она помогла запереть замки на двери. И под руку повела по ступеням к ожидавшей у подъезда неотложке.

Увидела смерть своими глазами: дневник пациента, пережившего тяжелую форму коронавируса

Вот так выглядит граница "красной зоны" Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Вот так выглядит граница «красной зоны»
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

Последние полтора года для многих врачей – единая «красная зона». Коронавирус не дает расслабляться. И пока красноярцы, разбившись на два лагеря, ведут полемику о вакцинации, врачи продолжают спасать, вытаскивать с того света.

Были канаты, стали ниточки

Час ночи, в палате темно. Меня, словно баронессу, привезли на кресле-каталке. Дежурная медсестра скомандовала вполголоса: «Занимайте эту койку». Тут же забрала спасительный баллон с кислородом, я осталась без живительной силы, но с зелеными трубочками на ушах. Тяжело дыша, расстелила простынь и натянула наволочку на тощую подушку. Взгромоздилась на кровать.

Кто был в больнице – знает наверняка, какие сейчас койки: высокие, на колесах, с перекладиной над головой, чтобы можно было подтягиваться. Матрас – жесть для тех, кто привык нежиться на «асконах»: поролон сантиметров 7 высотой, от которого филейная часть стонала «караул», зато позвоночнику было хорошо.

Тяжелые пациенты никогда не остаются без внимания Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Тяжелые пациенты никогда не остаются без внимания
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

Свернулась клубком, насколько это возможно. Зеленые трубки уже подключили к кислороду – булькающей коробочке на стене. Закрыв лицо полотенцем, заплакала: за что мне такое? Я истеричка? А чего удивляться: за несколько дней нервы из канатов превратились в ниточки.

Помню, было невыносимо душно, кашель вырывал внутренности. Плюс хотелось пить. Кое-как забылась… Ничто так не выматывает, как невыносимая духота в середине июля. Даже приступы кашля можно унять, если лечь на живот, подложив под грудь подушку. А духоту не разогнать ничем. Окно слегка приоткрыто, а распахнуть нельзя, иначе старушки – а у меня в палате их оказалось пять – стонали в голос: «закройте окно, простудимся»… Уж куда дальше-то простужаться?!

Жесткое утро

День начался в пять часов, когда в палате включился свет и вошла фигура в белом, раздавая всем градусники. Затем вторая медсестра обошла койки с пульсоксиметром. Помню боль от иголки, входящей в вену – брали кровь на анализ. Потом еще раз, но уже укол с лекарством.

Нашла в себе силы встать и сделать шаг к раковине рядом. Подставив ладонь, жадно хлебнула теплую воду. Неприятная, не такая, как дома. Поплевалась и стала ждать завтрака, наверняка там дадут чай или компот.

— Воды у тебя нет? – услышала рядом голос соседки, повернулась к ней. – Посмотри, внизу, под моей кроватью, в пакете стоит, мне сын много привез. Потом скажи своим, чтобы тебе передачу принесли. Зови меня просто – тетей Ирой.

Так я поняла, что самая большая ценность в больнице – это обычная питьевая вода в бутылках. И очень вкусная еда (с голодухи-то). Каша на завтрак была недосоленой, но я проглотила ее, зажевывая хлебом, зараз.

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ:  Жительница Брестчины похитила у пожилых инвалидов документы, чтобы растаможить авто по льготе
Дневная доза пилюль от коронавируса и пневмонии Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Дневная доза пилюль от коронавируса и пневмонии
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

— Господи, помоги мне выжить, — шепчет соседка Ирина и крестится, на глазах слезы. – Прости мне все мои грехи вольные и не вольные. Спаси меня, пожалуйста, господи. Во имя отца и сына и святого духа, помоги мне выйти отсюда на своих ногах.

Стон души. Она тут второй месяц. Грузная, 67 лет, с целым букетом: диабет, астма, сердце на одном клапане на ладан дышит и через раз бьется. Жалуется на боль в ногах. Ей долго не могли выявить корону, положительный ПЦР-тест был только на третий раз. Пока не перетекло в острую фазу и отчаявшийся сын не вызвал скорую, чтобы женщину привезли в больницу. Недомогание стремительно переросло в ковидную двухстороннюю пневмонию. Неделю отлежала в реанимации. У нее была огромная жажда жизни – и она прямо впихивала в мое сознание: надо жить.

Вообще соседок пять, все возрастные, с букетом болячек, диабетчицы, на кислороде. А за пределами больницы самый разгар третьей волны пандемии, счет новым заболевшим за сутки подходит к пятистам.

Нас тут быть не должно

Едва уловимый, чуть сладковатый запах, который невозможно спутать ничем… Перед рассветом в палату зашли четыре белые фигуры, завезли каталку, на которой лежал черный мешок с молнией во всю длину. Переложили в него покойницу, наглухо закрыли и увезли.

Так на вторые сутки я увидела своими глазами коронавирусную смерть – она пришла, когда мы все спали, и выбрала 87-летнюю старушку. Накануне та целый день что-то невнятно бубнила и стонала, лежала неподвижно и смотрела вперед немигающим взглядом. А теперь отмучилась. Санитарка собрала в пакет ее вещи, чтобы передать родным. Через час еще одна семья будет плакать от горя, а через три дня на кладбище появится новая могила.

Кислород в БСМП есть всегда Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Кислород в БСМП есть всегда
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

По словам Ирины, до меня на моей кровати тоже умерла пожилая женщина, а накануне моего поступления в черном мешке из реанимации вывезли молодого мужчину, лет 45-50. Знаете, что самое обидное – нас тут быть не должно. Когда человек болен чем-то тяжелым – с онкологией или сердечник, к примеру, у него есть время это осмыслить, смириться или наоборот, набраться сил и противостоять. А с ковидом не так – он сваливается на голову неожиданно и губит тех, кому жить да жить. И как актуален диалог:

— Доктор, выведите меня поскорее из этого состояния, поскорее.

— Выведем. Главное, чтобы отсюда вас не вывезли…

В коридоре, напротив дежурного поста, на кровати лежит мальчишка – инвалид с ДЦП. Вывернулся в неестественной позе. Кулачки сжал. Одна кожа и кости – 15 килограммов. По документам ему 18 лет, поэтому он здесь. В первую ночь его непрерывное гудение вымораживало мозг, подпитывало тревогу. А потом сменилось щемящим чувством жалости: за что ему такое наказание? Откуда он, как подцепил корону? Днем возле него часто сидит кто-нибудь из женщин, гладит руку, вполголоса разговаривает с этим божьим созданием.

И совсем другие эмоции вызывала соседка по палате в дальнем углу. Беспокойная, постоянно требовала, чтобы ей что-нибудь подали, поправили. Звонила своим родственникам и громко жаловалась на врачей: «Они меня лечить не хотят, они хотят меня угробить». Уважая ее состояние и возраст, мы молчали.

Особенно сочувствовали санитарам.

— Посадите меня, — звала она медбрата среди ночи. — Мне надо сесть, я хочу просто сесть. Никто не хочет меня слушать. Все сволочи. Привязать меня хочет. Говорит, спать надо. Мне плохо, а он всегда никаких эмоций. Жаловаться буду.

Унылый вид из окна палаты Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ
Унылый вид из окна палаты
Фото: Елена СЕРЕБРОВСКАЯ

Спасибо, доктор

Утром первого дня доктор мне сказал: «У вас все очень серьезно»… Утром седьмого дня порадовал: «У вас положительная динамика» и разрешил время от времени дышать без кислорода. Тогда же вернулось обоняние. Помню, после очередного укола в мою многострадальную вену поднесла ватку к носу и ощутила тонкий аромат спирта. Нюхала, пока весь спирт не испарился.

На восьмой день перевели в палату без кислорода. Здесь совершенно другая атмосфера, жизнеутверждающая: соседки улыбаются, охотно болтают и делятся планами, кто что съест, когда вернется домой после больницы. Одна – мороженое, другая купит торт. А я мечтала о жареном мясе. К тому же за окном установилась прохладная погода. Одним словом, жизнь налаживалась. А когда на десятый день зашла медсестра и произнесла: «вас выписывают», я не поверила и заплакала, как ребенок. Впереди – еще месяц одышки, долечивание на дому, реабилитация, горсти таблеток, консультации у врачей. И последствия ковида, с которыми придется бороться.

Но главное – выжила. Медиков уважала всегда, но за эти 10 дней в больнице по-другому взглянула на их работу. Изнутри. Я не помню их лиц. Впрочем, я их даже и не видела – все в глухих масках, глаза за стеклами, укутанные с ног до головы в белую спецодежду. Ну, разве что по голосу. Своего лечащего врача Владимира Ковалева я запомнила именно по голосу – молодой. Наверное, немногим за тридцать. Встречу на улице – не узнаю, но я благодарна. Ему и всем остальным – за терпение, за лечение, за объяснение. И если доведется снова встретиться, то только по моей работе…

Источник krsk.kp.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *