В редакцию Ребенок.BY написала мама 3-летнего сына Ольга, которая осталась недовольна обращением в детскую больницу. Ребенку была показана небольшая операция — парацентез, которая считается среди медиков «грязной». Мама убеждена, что в этой ситуации ее необоснованно разлучили с сыном, из-за чего они оба пережили большой стресс.
Белоруска подробно описывает свое состояние на тот момент, когда они с ребенком приехали в 3 детскую больницу. Три ночи в семье никто не спал, температура сбивалась плохо, малыш все время жаловался на больное ухо. Антибиотики облегчения не приносили. Ребенку было рекомендовано сделать парацентез — манипуляцию, при которой в барабанных перепонках малыша делают надрезы, чтобы дать отток скопившемуся там гною.
— Процедуру я сама попросила сделать под наркозом. Почему? Потому что так делают во всем цивилизованном мире. Потому что так малышу не будет больно, не будет страшно, и он не станет потом всю жизнь бояться людей в белых халатах. Я подписала согласие на госпитализацию, манипуляцию, наркоз и постановку катетера. Но ни в одном документе не было сказано, что законному представителю ребенка запрещено присутствовать при этих процедурах.
Мама рассказывает, что до процедуры два часа с температурящим ребенком она провела в приемном отделении. Есть и пить маленькому пациенту запретили, поскольку предстояло сделать масочный наркоз.
— На мой вопрос, почему нас не зовут на операцию, мне ответили, что ребенок с гнойным отитом, нужно подождать, пока пройдут все «чистые» операции, и тогда очередь дойдет до нас. Спустя часы ожидания с голодным, обезвоженным, температурящим капризным ребенком началось самое интересное. Ко мне подошел врач и попытался забрать у меня ребенка. Я попросила нас не разлучать, ребенок плакал. К противостоянию подключилась медицинская сестра и заведующая. Эти люди пытались объяснить мне, что я не могу находиться рядом с сыном. Почему? Потому что «не положено».
Ольга рассказывает, что она сама врач по образованию, окончила педиатрический факультет и работает по специальности хирургического профиля. Она не понимает, в чем стерильность манипуляции по удалению гноя. В ее случае, говорит мама, достаточно было переодеть родителя в стерильную одежду и не разлучать с ребенком, пока он не уснет.
— Я сдалась от беспомощности и после 10 минут препинаний все-таки отдала кричащего ребенка в руки чужих людей. Стояла за дверью и плакала, потому что отказалась сделать эту же процедуру без наркоза, думала, что ребенку будет очень больно. А в итоге ему было еще и страшно, и одиноко, и вдобавок температура и хотелось пить.
После того как операция завершилась, ребенка маме сразу не отдали. Оказалось, что покинуть отделение после операции он может только на кресле-каталке, поэтому ожидание снова растянулось.
— Когда мне все-таки отдали ребенка и мы приехали домой, сын сквозь сон в слезах повторял: «Мама, не уходи!» и крепко держал мою руку. А я в голове прокручивала множество вопросов. Чем может помешать среднестатистическая любящая мать во время коротких манипуляций в операционной? Почему, дав согласие на манипуляции, я не могу на них присутствовать? Теперь мне кажется, что всем моим коллегам иногда полезно стать «среднестатистической матерью или отцом» и постоять перед закрытыми дверями операционной.
Комментарий главного врача: «Я против того, чтобы ребенка разлучали с родителями»
Мы связались с главным врачом 3 детской больницы Максимом Очеретним и выяснили, что, по правилам внутреннего распорядка, все операции проводятся в стерильных условиях без присутствия родителей.
Такая практика закреплена санитарными нормами и не менялась годами. Многие медики в больнице придерживаются консервативных взглядов и очень строго следуют закрепленным документами нормам. Хотя сам главный врач не разделяет этот подход.
— Ребенок не должен быть оторван от родителей — это мое глубокое убеждение. То, что я видел на Западе, и то, что вижу здесь — это небо и земля. Там провожают маленького пациента до предоперационной, дают премедикацию либо какой-то вводный наркоз — и ребенок отлучается от мамы уже во сне. Когда он засыпает, мама с ним рядом. Затем мама его ожидает, а ребенка отвозят в стерильную операционную. К моменту пробуждения маму вызывают, чтобы ребенок отходил от наркоза под наблюдением медперсонала и рядом с родителями.
Так происходит везде, кроме стран бывшего Советского Союза. У нас все по старинке: орущий ребенок забирается у мамы еще в отделении, все в напряжении, медикам тоже в таких условиях работать нелегко.
Я согласен, что это неправильный подход, но пока, к сожалению, ничего с этим сделать невозможно. Дело не в одной какой-то личности, которая запрещает что-то. У нас есть санитарные нормы и правила, которые нельзя нарушать. Кроме того, присутствует консерватизм, некая «сакральность» своего предназначения у врачей и у медицинских сестер.
— И все-таки: проблема в консервативном подходе работников или в санитарных нормах?
— И в том, и в другом. К сожалению, принятые правила сегодня всех устраивают. За исключением медиков, которые увидели кайф в той ситуации, когда ребенка не разлучают с матерью. Вообще я работаю в 3 детской больнице меньше года, до этого заведовал отделением реанимации в «инфекционке». И там нам удалось добиться некоторых послаблений для родителей. Отделение реанимации в инфекционной больнице — боксированное, в одном помещении находится один ребенок. В этой ситуации мало того, что ребенка разлучали с матерью, так он еще и оставался один без присмотра взрослых. Это вообще никуда не годилось — и все с этим соглашались. Мы пошли наперекор всем запретам о посещении и стали укладывать мам рядом с детьми. И выиграли очень многое: ребенок был спокоен, мама охотнее шла на контакт, потому что видела, как работает персонал, задавала вопросы, когда ей было удобно.
В реанимационных отделениях других больниц возможности положить рядом мам нет чисто физически, поэтому мы выходим из положения по-другому. Родители находятся с ребенком до позднего вечера, когда он засыпает, уходят, а к пробуждению ребенка снова возвращаются. Но это касается пока только реанимации. С небольшими операциями правила остаются прежними — их проводят без участия родителей.
— В случае с парацентезом и конкретной ситуацией мамы, которая обратилась в редакцию, был ли смысл в изоляции?
— Если бы я делал эту процедуру, я бы не изолировал маму ни в коем случае. Эта операция гнойная, она сама по себе грязная, там не нужно каких-то стерильных условий. Мотивация наших санслужб и врачей в том, что это некое таинство, не обоснована. Но пока этим пользуются. И когда в больнице большой коллектив, донести новые идеи сложно.
— Что делать родителям, которые не хотят разлучаться с ребенком?
— Попробовать подойти на разговор к главному врачу. Это единственное, что я могу посоветовать. Если бы ко мне обратились родители, я бы однозначно их с ребенком не разлучал.
Источник https://rebenok.by