Письмо с описанием проблем, о которых не любят говорить вслух, прислала в редакцию Onliner.by минчанка Мария. Инвалиды всегда находятся где-то за чертой полноценной жизни, на их трудности принято закрывать глаза. Но мы не станем этого делать. История Марии стоит того, чтобы быть опубликованной.
В 2008 году Мария и ее муж были нормальной, счастливой минской семьей. Рос первый ребенок, Мария готовилась к рождению второго сына. Периодически возникающая боль в ноге казалось временной, мелкой неурядицей. Но после родов женщине пришлось провести немало времени в Республиканском научно-практическом центре онкологии и РНПЦ ортопедии и травматологии: в кости левой ноги обнаружили странное новообразование. Итог был печальным: множество консилиумов, первая операция, рецидив, вторая операция, рецидив, ампутация. Протез. И болезненная необходимость учиться ходить заново.
С диагнозом «центральная остеосаркома» в сентябре 2014-го онкологическая медико-реабилитационная экспертная комиссия (МРЭК) назначила Марии третью, рабочую, группу инвалидности. Это означает, что никакой помощи по части изготовления качественного протеза женщина от государства не получает. Как и другие необходимые ей вещи. Например, обновление искусственной ноги стоит около 10 миллионов, а эту процедуру нужно делать регулярно. Как инвалид третьей группы, Мария получает пенсию — 1 200 000 рублей в месяц. Выжить за такие деньги, конечно, невозможно. Поэтому женщина работает юристом — это большая редкость среди пациентов с ампутацией. Правда, минчанка вынуждена скрывать от коллег правду о своем протезе: работодатель поспешит избавиться от сотрудника-инвалида.
***
«Мой уровень ампутации недотянул до определенного уровня, поэтому мне установили третью группу инвалидности. Я считаю неправильным, что при одинаковых ампутациях инвалиды первой, второй и третьей группы имеют разные права и возможности. Например, очень важный вопрос: необходимый постоянный ремонт протеза — минимум пять миллионов рублей, а если обновлять и комплектующие, то все десять миллионов. Инвалиды третьей группы должны делать это за свой счет, тогда как остальным все оплачивает государство. А как мне ходить на протезе, который доставляет боль, сваливается с ноги, и при этом растить детей и работать?
В нашей семье воспитываются двое несовершеннолетних детей 6 и 12 лет, каждый месяц нам нужно оплачивать кредит, выданный на строительство жилья. Мне просто негде взять сумму, которая нужна для ремонта протеза. Поэтому я обжаловала решение МРЭК, чтобы получить вторую группу инвалидности. Но комиссия оставила свое решение без изменений.
Когда оглашали решение, председатель комиссии пояснила, что третья группа устанавливается мне в связи с отсутствием рецидива опухоли, так как у меня отсутствует „дополнительное сочетание совместно с культей нижней конечности — отсутствие фаланг пальцев, части верхней конечности или глаза“ и мой уровень ампутации относится к случаю, когда устанавливается третья группа — „ампутация стопы или более высокие ампутации одной нижней конечности“. Поэтому, чтобы получить вторую группу, я, видимо, должна выколоть себе глаз или отрезать пальцы, чтобы меня бесплатно обеспечивали протезом и ремонтировали его. Эта дикость и варварство, которые существуют в нашей стране, поддерживаются на законодательном уровне, прикрываются сложной экономической обстановкой в стране. Чиновники отчитываются о проделанной работе по созданию безбарьерной среды на бумаге, фактически не вникая в проблемы инвалидов изнутри.
Я не единственная поднимаю эту проблему, есть и другие обращения в государственные органы. Но к сожалению, имеет место бездействие. Отчитаться, что сэкономили государственные средства, — вот главная ценность для наших чиновников, а не человек и отдельная личность.
Мне нужно поднимать двоих несовершеннолетних детей, я хочу спокойно жить и работать, а не тратить здоровье и нервы для борьбы с бездушными чиновниками, чтобы законодательство в сфере социальной защиты изменилось. И постоянно, когда у меня возникнет необходимость ремонтировать протез, я не могу обращаться, ходить по инстанциям и стучать в закрытые двери, доказывая, что это для меня жизненно необходимо. Я и так после операции нахожусь в тяжелом психологическом состоянии…
И все же я продолжаю обращаться в инстанции в надежде, что мой голос услышат и этот вопрос решат на законодательном уровне».