Смысл эвтаназии — упрощение жизни для тех, кто привык к тому, что жизнь — это удовольствие. В случае, когда удовольствие получать уже невозможно, должна быть возможность «заказать» себе смерть у врача. Об этом в программе «Угол подозрения» на TUT.BY-TB заявила координатор групп поддержки онкопациентов, председатель совета ОО «Белорусское общество трудящихся женщин» Ирина Жихарь. При этом, уверена эксперт, человеку отказывается в праве стать завершенной личностью, ведь страдание, как и счастье, дается, чтобы человек ощутил всю полноту жизни.
Голос форума
altop 7 марта 2014 в 08:54 из Беларуси
Вопрос об эвтаназии, как мне кажется, действительно очень непростой. Но я все же склоняюсь к тому, что она должна быть легализирована. Я имею в виду только тот вариант эвтаназии, когда сам неизлечимо больной высказывает свою твердую решимость уйти из жизни, но не тот, когда решение принимает кто-то другой за человека в коме. Что касается эвтаназии у детей, то и их нельзя лишать права прекратить свои мучения. Другое дело, что в этом случае контроль со стороны врачей, психологов и других специалистов должен быть еще более строгим.
Корреспондент TUT.BY-TB расспросил прохожих на минских улицах об их отношении к детской эвтаназии. Мнения ожидаемо разделились.
По словам заместителя директора Белорусского детского хосписа Елены Вайнилович, в настоящее время существует альтернатива эвтаназии — это паллиативная медицина. Современные технологии позволяют сохранить жизнь любому ребенку, продлив процесс умирания до бесконечности. С их помощью можно значительно улучшить качество жизни умирающего ребенка и снизить его боли. Но вопрос стоит в том, нужно ли это пациентам.
Созрело ли белорусское общество для эвтаназии и какие в стране существуют альтернативы для тяжелобольных людей? Как работают в Беларуси хосписы и отличается ли чем-то «детская» и «взрослая» эвтаназия, кроме возраста больных? На чем базируются основные аргументы «за» и «против» эвтаназии?
На эти и другие вопросы в прямом эфире TUT.BY-TB отвечали гости дебат-шоу «Угол подозрения»: психолог социального центра «SOS-Детская деревня» имени Г. Гмайнера Диана Понятовская-Замышляева; координатор групп поддержки онкопациентов, председатель совета ОО «Белорусское общество трудящихся женщин» Ирина Жихарь; кандидат медицинских наук, зам. директора Белорусского детского хосписа, главный внештатный специалист Минздрава РБ по паллиативной помощи детям Елена Вайнилович и телерадиоведущая, общественный деятель Тамара Лисицкая.
Что такое эвтаназия? Чем отличаются понятия «детская» и «взрослая» эвтаназия?
Елена Войнилович: Эвтаназия – это смерть, вызванная целенаправленным введением лекарственного препарата по требованию пациента. То же самое относится к детской эвтаназии, согласно новому закону, принятому в Бельгии: должно быть неоднократно высказано желание ребенка, должна быть оценка психолога состояния его психики и поддержка родителей, его заболевание должно быть подтверждено несколькими специалистами. Это автоматически запрещает эвтаназию маленьким детям, которые не умеют говорить.
В Беларуси эвтаназии нет и быть не может. Что думаете лично вы по поводу эвтаназии?
Тамара Лисицкая: О детской смерти сложно думать, как и о смерти вообще. Я не могу быть «за» или «против», тут дело не в аргументации. Понятно, что такой закон принят исключительно из гуманных соображений. Можно представить математику принятия этого закона: речь идет о прекращении страдания, это белая сторона этого закона. Обратная сторона этого: под действие этого закона подпадают дети, рожденные с необратимыми пороками. Мне представляется это апокалиптической картиной арийской чистки человечества. Каждый частный случай надо рассматривать отдельно, но если речь идет о массовой реализации, видится нечто ужасное.
Но такая возможность должна существовать?
Тамара Лисицкая: Кто будет принимать это решение? Я сталкивалась с детскими смертями, но я ни разу не видела ребенка, который хотел бы умереть.
Диана Понятовская-Замышляева: Психологи недавно открыли динамику, которая говорит о том, что даже у детей существует неосознанное движение к смерти. Для этого нужны психологи, которые могут понять, можно ли его предотвратить или уже ничего нельзя сделать. Когда я с этим сталкиваюсь, мне больно. Как специалист я смотрю, что я могу сделать. Только родной любимый взрослый может прекратить это движение, но у него тоже может не быть для этого сил.
Ирина Жихарь: При всей тяжести заболеваний я не встречала однозначного желания умереть. На моих руках умирал не один человек, и они все хотят жить. Когда человек уходит, он не понимает, что это случается сию секунду. Если бы не было личного опыта, я бы говорила, что эвтаназия нужна. Но теперь я считаю иначе, эвтаназия – своеобразный аналог смертной казни, а не самоубийства. При самоубийстве человек понимает и сам принимает решение. В эвтаназии человек принимает решение о том, чтобы ему ввели смертельную дозу лекарства, потому что врачи дали ему заключение о том, что ничего не могут сделать. Но кто делает эту инъекцию? Клятва Гиппократа содержит фразу о том, что врач никогда не даст смертельное лекарство больному.
Сегодня есть масса лекарств, которые купируют боль. Хосписы обеспечивают должное качество жизни для уходящих людей. Эвтаназия упрощает жизнь. Люди рассуждают о том, что жизнь – это удовольствие, и раз больше не удается получать удовольствие, пусть врач введет смертельное лекарство. Введением эвтаназии мы отказали человеку в праве стать завершенным. Страдания, как и счастье, даются для того, чтобы человек прожил жизнь, ощутил ее полноту.
Эвтаназия на самом деле может быть выгодна государству. Безнадежно больные люди требуют больших денег на содержание. Когда есть закон об эвтаназии, особенно во время экономических кризисов, у государства может возникнуть искушение.
Елена Войнилович: Я категорически против эвтаназии, потому что в медицине есть альтернатива – паллиативная медицина, лечение симптомов, обезболивание. Паллиатив – это качество жизни, снижение боли, без ускорения или замедления смерти.
Голос форума
starodoroga 7 марта 2014 в 08:33 из Беларуси
В памяти на всю жизнь остались глаза людей, которые цеплялись за ЖИЗНЬ, и самое ценное для них это было каждое мгновение присутствия рядом близких сопереживающих людей, до самого последнего вздоха… И все они хотели ЖИТЬ даже в муках и страданиях… и в моём понимании, согласиться на эвтаназию — это убить их в себе прежде всего… точнее, убить себя в них…. Опасно то, что, приняв закон об эвтаназии детей, будут созданы такие «лазейки», которые приведут к эффекту снежного кома…. Сейчас мы откроем возможности для эвтаназии в определенных случаях, но что будет дальше? Эвтаназия для детей-инвалидов, недоношенных, детей с синдромом Дауна? Куда мы движемся и кто будет следующим?
Эвтаназия разрешена в считанных странах мира. С одной стороны, многие государства сражаются за права человека, а с другой стороны, почему у человека есть право на жизнь, но нет права на смерть. Бывают случаи, когда человек парализован, и дело не в боли, а просто жизни как таковой у него нет. Эвтаназия – это процесс, который может быть разрешен только в высокоцивилизованных странах, или, наоборот, это антицивилизованная мера?
Тамара Лисицкая: Эта тема табуированная. Дети не знают, что такое смерть, потому что взрослые боятся этой темы, точно так же, как и темы рождения.
Диана Понятовская-Замышляева: Будет закон или нет, это все равно есть в нашем мире, государстве, белорусских семьях. Родители принимают решение за своих детей. Это может быть актом любви и милосердия, а может быть страшной ситуацией.
Тамара Лисицкая: Все-таки детская и взрослая эвтаназия – это разные вещи. Кто примет это решение за ребенка? Под действие этого закона попадают дети, которые будут выбраковываться кем-то. Сюда же попадают дети, у которых нет любящих родителей. Родители тоже бывают разные, раз у нас есть масса социальных сирот, здоровых детей при живых родителях, которых уже списывают. А сколько детей, которые ведут вегетативное существование, находятся на попечении государства и являются балластом с точки зрения экономики. Они тоже попадают под действие закона. Кто примет решение за них?
Возможно, в идеальном мире, где все ответственны за свои решения, должна быть прописана и эта норма. В этом идеальном мире должны быть прописаны дозы препарата, который позволит уйти из жизни так, как хочет этого сам человек. Но на сегодняшнем этапе развития общества даже в самой цивилизованной стране слишком рано говорить о такой ясности мышления в этом вопросе.
Существует также пассивная эвтаназия, когда человека отключают от аппарата, перестают оказывать ему помощь, чтобы наступила натуральная смерть.
Диана Понятовская-Замышляева: Я сталкиваюсь с такими случаями, когда родители просто опускают руки и перестают бороться. К пассивной эвтаназии у нас прибегают нечасто. Этот вариант очень тяжел для всей семейной системы и рода. Потом кому-то придется за это ответить. Хорошо если будут отвечать эти родители в этой жизни, а если они это не отработают, это перейдет следующему члену семьи.
Елена Войнилович: Тот пример, который вы привели, это отказ от лечения. Если врачи считают, что излечение есть, а родители отказываются, за это можно привлекать к уголовной ответственности. Другая ситуация, когда лечение невозможно, и лечение тяжелее болезни, и если лечить ребенка сейчас, он умрет прямо на столе, а если не лечить его, он проживет несколько месяцев. Вот тогда встает вопрос о снятии активного лечения. После принятия в Бельгии закона об эвтаназии в 2002 году за 10 лет было только 4 случая эвтаназии в возрасте младше 20 лет. У детей эти случаи будут единичными, никто не говорит о массовом умерщвлении детей-инвалидов.
У нас достаточно высокий уровень медицины. Если все что можно сделано, решается, лежит этот ребенок месяцами в реанимации, не видя родителей, или он проведет последние несколько дней в окружении любящей семьи, с обезболиванием.
К паллиативу редко прибегают при онкологических заболеваниях, чаще, когда рождаются дети с врожденной патологией. Но паллиативная медицина не обязательно приговор. Если ребенок рождается с патологией, ему нужна интенсивная терапия, его оперируют и снимают с учета.
Если семья столкнулась с такой ситуацией, кого нужно поддерживать? Как ведется работа с такими семьями?
Елена Войнилович: Паллиативная медицина – это комплексный подход: медицинская, психологическая, социальная и духовная помощь. Наш детский хоспис обеспечивает этот комплексный подход, хотя не на всю республику. У взрослых 90% паллиативной медицины — онкология. А детей с врожденной патологией ведут годами.
Хватает средств?
Елена Войнилович: Невозможно охватить всех нуждающихся. Но в стране есть понимание, что эта медицина нужна, и идет ее развитие.
Диана, в какой поддержке нуждаются семьи, которые не рассматривают эвтаназию как выход, а хотят бороться до конца?
Диана Понятовская-Замышляева: Во-первых, это помощь в борьбе с предрассудками. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди до сих пор на мистическом уровне думают, что рак – это заразно. Семье надо помочь объяснить ребенку, чем он болеет, почему болезнь не смертельная, но трудно совместимая с жизнью. Надо обучать ребенка и семью, как взаимодействовать с ближайшим окружением. Родственники решают не нагружать сторонних людей своими проблемами, и тогда ребенок начинает думать, что с ним что-то не так. Еще важно помочь приобрести новые смыслы, сформулировать новые цели и задачи на жизнь, найти ресурс внутри. И для работы с психологом приходит вся семья: ребенок отдельно, вместе с родителями, отдельно родители, по отдельности мама и папа.
Голос форума
Наташа_Фазель 7 марта 2014 в 11:04 из Беларуси
Дай Бог всем деткам и взрослым быть здоровыми. Дочери через неделю после рождения поставили диагноз — менингит. Врачи сразу сказали — овощ. Мы прошли все круги ада за 4 года жизни нашей крохи. Но наши мучения ничто в сравнении с тем, что переносила доча. Бесконечная боль, судороги через каждые 20 минут, отказы почек и т.д. Малышка психически не развивалась.Через 4 года сердечко не выдержало. Я благодарила Бога, как бы страшно это ни звучало, что прекратил ее страдания (и не надо лирики, плевала я на осуждения. Когда твой ребенок переносит адские муки и нет возможности что-то изменить, становишься реалистом). Вопрос: зачем столько мук этому маленькому человечку, если необратимые изменения гол. мозга были сразу? Повторюсь — дай Бог всем быть здоровыми! Простите за сбивчивость — эмоции…
Кто чаще первым сдается: родители или дети?
Диана Понятовская-Замышляева: В редких случаях сдаются родители. Мамы, которые денно и нощно находятся у кровати ребенка, теряют физические силы, а потом и душевные. Помощь им заключается в объяснении, что в семье надо просить о помощи мужа, семью, не взваливать все на себя и не делать из себя святую. Чтобы выходить ребенка, мама должна напитываться силой, следить за своим питанием, находить дружескую или психологическую поддержку.
Ирина Жихарь: Я всегда думала, что объективно судят об эвтаназии те, кто не находился в подобной ситуации. Но только когда ты сам проходишь эти испытания, тебе становится понятна многогранность проблемы.
Возможно ли развитие законодательства в нашей стране, чтобы в единичных случаях у человека была возможность выбрать? Должны ли быть хоть какие-то лазейки в законодательстве, чтобы это было возможно?
Тамара Лисицкая: Я не стану заниматься законотворчеством. Но я вижу другое решение проблемы – увеличение количества духовности, расширение понимания, что такое боль, гуманизация в целом. В обществе воспринимается только молодая, позитивная энергия как единственная форма существования, и огромный пласт жизни вокруг никому не интересен и не понятен. Принято быть только счастливым и здоровым, и пока мы не примем, что люди бывают больные и умирают, мы не сможем говорить на эти темы без истерики. Можно помочь волонтерским движениям, дать деньги на строительство нового хосписа, помочь соседям с инвалидностью. Этими простыми вещами можно заменить рассуждения о гуманности, когда ничего не понятно.
Существует два детских хосписа в Беларуси. На каком правовом статусе они функционируют? Получают ли они государственное финансирование? С какими трудностями сталкиваются в своей работе?
Елена Войнилович: У нас зарегистрировано больше хосписов, но только Белорусский детский хоспис имеет медицинскую лицензию. Остальные хосписы работают как общественные организации, которые оказывают психологическую, социальную помощь. Хоспис – это помощь в самом конце жизни, поэтому мы уходим от этого названия и заменим хосписы на центры паллиативной медицины. Наш хоспис работает на общественных началах. Государство поддерживает нашу деятельность, но не финансово. В Беларуси нет необходимости поднимать вопрос эвтаназии, потому что есть много других вопросов, которые нужно решить: развитие медицины, технологий. Актуальнее вопрос, использовать высокие технологии для лечения или нет.
Голос форума
borik100 8 марта 2014 в 21:00 из Беларуси
Мой ребенок прожил 20 лет с тяжелейшим заболеванием. 10 лет в семье и еще 10 лет в интернате для детей с психо-физическими особенностями.10 лет вся семья была в заложниках. Когда я осознала , что мы с мужем не выдержим и ребенок все равно попадет в интернат, только сиротой останется и его брат, мы приняли очень трудное для нас решение об оформлении. 10 лет мы навещали его в интернате. Воевали с бесчеловечными условиями, в которых находятся больные дети, Я не знаю.как я все это выдержала. Мой ребенок недавно умер.Он весил 43 килограмма при росте 185см. Я только потом поняла,что ему не давали есть,чтобы не убирать за ним.Последние годы я молила бога, чтобы он забрал его, так как смотреть как мучается твой ребенок и когда ничего не можешь сделать, просто невыносимо.В итоге мне очень жаль,что пострадал второй ребенок, который не получил должного внимания в семье, т.к. все силы уходили на больного, от которого нельзя было отойти ни на шаг.Хорошо,что сын очень хорошо учился, окончил один из лучших вузов.Но я прекрасно понимаю, какую травму он получил, я это замечаю до сих пор. Я за эвтаназию. Пусть меня осудит тот, кто столкнулся с подобным испытанием. А остальные пусть помолчат, т. к. откуда они знают, что им может завтра приподнести.
Есть ли в Беларуси необходимые ресурсы, чтобы оказать достойную помощь умирающему человеку? Насколько облегчен доступ к адекватному обезболиванию? В некоторых странах это связано с бумажной волокитой.
Елена Войнилович: У нас есть спектр препаратов, которые дают возможность обезболить детей. Конечно, выписка обезболивающего занимает время, но этот вопрос решаем. У нас не так много детей, которые нуждаются в обезболивании, и мы им всегда идем навстречу, быстро выписываем препараты. У взрослых этот вопрос стоит острее, но у детей обезболивающих достаточно. Но нам надо планировать, чтобы эти средства постоянно закупались и их хватало.
Напоследок ваши напутствия семьям, которые с этим уже столкнулись. Что бы вы посоветовали, пожелали?
Тамара Лисицкая: У меня есть теория о равном количестве боли, неком облаке, висящем над всеми. Кому-то этой боли досталось больше. Если мы будем знать, что такие люди существуют, разделим с ними эту боль, им сразу станет легче. Поэтому я желаю всем знать о боли и уметь разделять ее с другими.
Ирина Жихарь: Мне кажется, если церкви будут больше участвовать в душепопечительской работе со своими прихожанами, семьям, где есть больные, было бы немного легче. Важна роль окружения и близких. Зачастую они действительно не знают, как себя вести, и из лучших побуждений делают все с точностью до наоборот. Смерть все равно никто не отменит, и очень важно понимать, что нужно претерпеть до конца.
Диана Понятовская-Замышляева: Я желаю страдающим людям встретить чудо в лице профессионального доктора, толкового психотерапевта, любящих родных, друзей. Одному это нести тяжело.
Голос форума
fikus25 10 марта 2014 в 17:08 из Беларуси
1.принятие данного закона одиноких и недееспособных автоматически обречет на смерть. ответ будет простой- просил покончить с мучениями… и никто с них не спросит- некому будет так как все будет делаться в рамках милосердия. недеспособноые дети, отказники автоматически попадут в палату смертников. кто будет бороться за их жизнь, если закон будет позволять убить, а не лечить… в карточке такому ребенку, взрослому, пенсионеру, одинокой старушке можно будет написать все , что угодно- закон разрешает. а теперь возьмите сколько у нас в стране инвалидов одиноких, БСМ помощи переполнена старичками и не только, которым попросту нужен уход , но никто их не хочет забирать домой… Поймите одну простую вещь- мы не вправе решать кому жить , а кому умирать. Эти люди не преступники, за ними должен быть уход профессиональный и пусть гос-во обеспечивает этим несчастным старичкам достойный уход до последнего дня, пусть открывают центры палиативного ухода и спрашивают с санитарок, которые попу не оторвут, чтобы помыть покормить старика, даже если платишь, (личный опыт), если родственники не могут вынести физической и психологической нагрузки -это очень сложно. тут есть и материальный интерес, за такими людьми и квартиры и дома числятся так что неугодным и «пожелавшим умереть» может стать каждый из таких людей имеющих серъезные заболевания. И не Дай Вам Бог оказаться в такой ситуации. Не треба бежать за Нидерландами, пока сохраняем свою культуру и традиции, историю мы люди! а в Голландии можно курить наркоту с 15 лет и что нам за ними?! Думайте…., сохранять культуру и моральные ценности значит быть Человеком. читайте окно Овертона и все станет на свои места. общаюсь в Европе с образованными людьми (не турист) — все они беспокоятся о Европе и моральном разложении… протестуют, но это уже ничего не меняет….не надо тянуть всю грязь оттуда… возьмите хорошее. Давайте учиться на их ошибках…