Как герой пресс-мероприятия узнал о возможности подобной операции? Почему принял решение работать с итальянским врачом Серджио Канаверо? Когда должен пройти эксперимент и каковы шансы на успех?
Уникальная пресс-конференция инженера Валерия СПИРИДОНОВА, в ходе которой первый человек, вызвавшийся стать претендентом на пересадку головы, рассказал о том, что подвигло его принять столь непростое решение.
Как герой пресс-мероприятия узнал о возможности подобной операции? Почему принял решение работать с итальянским врачом Серджио Канаверо? Когда должен пройти эксперимент и каковы шансы на успех? А главное – что произошло за год с момента анонсирования этого события, каким видит он будущее этой технологии и возможности ее применения?
По теме:
Спиридонов: мы сделали возможным публичный разговор о пересадке головы
Россиянин Валерий Спиридонов, ожидающий операции по пересадке головы, рассказал в эксклюзивном интервью РИА «Новости» о том, почему он одновременно видит в деятельности Канаверо и позитивные, и отрицательные моменты, а также о негативной репутации трансплантологии и о том, что он делает, чтобы ее исправить.
— За последние несколько недель Серджио Канаверо сделал несколько громких заявлений по поводу твоей операции и всей идеи по трансплантации тела, которые не всегда на 100% соотносились с действительностью. Как вы относитесь к подобной пиар-тактике?
— Понимаете, здесь у меня есть свой личный взгляд и то, как я смотрю на эту операцию как один из партнеров Канаверо, который помогает ему достичь этой цели. Объективно говоря, эти взгляды совпадают не всегда, но как его единомышленник я могу сказать, что, видимо, у него есть основания так поступать. Как частное лицо я могу сказать, что, наверное, он это делает потому, что без такого пиара, который сейчас ведется вокруг нашего эксперимента, невозможно работать в принципе в этом направлении.
Иными словами, если общество не будет знать, что это можно сделать, то тогда этот проект не будет никогда завершен. Существует тонкая грань между тем, что общество считает допустимым и выполнимым, и тем, что оно боится и отрицает. Мы стремимся изменить ситуацию таким образом, чтобы люди не боялись, чтобы они понимали, что трансплантация – крайний шаг для очень редких случаев, что подобные операции невозможно будет осуществить в подвале в Таиланде или на борту секретных судов в нейтральных водах.
Поэтому, на мой взгляд, если бы Канаверо шел традиционным путем, тогда бы он потратил гораздо больше времени на то, чтобы достичь того же самого.
— У вас налажены контакты не только с Канаверо, но и с его китайским коллегой, Жэном Сяопином из университета Харбина, который недавно раскрыл личность второго кандидата на пересадку головы – 62-летнего пенсионера Вана Хуаньмина. Как вы считаете, чьи шансы на успех выше – у итальянского или китайского хирурга?
— Я думаю, что Сяопин сегодня ближе к осуществлению подобной задачи. Он является действительно практиком, и он уже проводил подобные операции как минимум на животных, о чем мы уже знаем. Я не уверен, что Канаверо делает то же самое – он в большей степени теоретик, идеолог и философ, нежели практик.
Возможно, что за ним закреплены некоторые патенты, такие как работа с полиэтиленгликолем или ножом для разрезания нервных волокон, но практиками в деле пересадки я сегодня вижу китайскую сторону. По крайней мере можно уверенно говорить, что Сяопин ближе к осуществлению попытки пересадки, чем Канаверо.
— Сегодня на пресс-конференции в МИА «Россия сегодня» вы заявили, что рассматриваете Китай как наиболее вероятное место проведения операции. Учитывая особую репутацию китайских ученых и врачей в западных СМИ, часто заявляющих об аморальных и неэтичных опытах в КНР, какую реакцию вы ожидаете получить от мировой общественности?
— Я думаю, подобная репутация является частью политики, которую ведет Китай, направленной на то, чтобы все передовые технологии были сосредоточены у них. Не важно, как они это делают, копируют ли западные образцы или пытаются сделать что-то своим путем, возможно дорогим, но Китай сегодня сфокусирован именно на разработке новых технологий.
Что касается этики, не мне судить о Китае и его жителях, я мало что знаю об этой стране, я никогда не общался с представителями этого государства. С другой стороны, можно определенно сказать, что вопрос этики как минимум обсуждаем – в Китае существует государственная комиссия по этике, и у меня нет оснований считать, что подобные эксперименты запретят для добровольцев.
Следует подчеркнуть, что те эксперименты, которые уже проводились Сяопином на человеческих телах, были осуществлены на трупах, полученных легальным и официальным путем, и что нет оснований полагать, что тела для пересадок будут украдены или получены каким-то неправомерным путем. Это слишком сложная процедура.
Есть очень негативная история в трансплантологии о краже тел и прочих страшных вещах, которая постоянно всплывает после каких-либо войн и в ходе странных расследований, в которых мало фактов и часто вымысел выдается за реальность. На них, к сожалению, сегодня часто базируется общественное мнение – люди считают, что нехорошие трансплантологи вырезают органы, продают детей и делают другие ужасные вещи. Но такие операции просто невозможно провести в тех условиях, которые царят в зонах конфликта.
— С момента объявления об участии в проекте по пересадке тела вы активно рассказываете о деталях предстоящей операции и ее плюсах и минусах в СМИ и в глобальной сети, в том числе в рамках своего блога на ria.ru. Как вы считаете, насколько удалась эта идея?
— Я считаю, что подобный «трансплантологический евангелизм» в высшей мере успешен, потому что как минимум об этом стало можно говорить, об этом теперь можно и есть где читать, и подача информации кардинально изменилась – то, что я говорю, без искажений передается прессой, донося до публики то, что именно я хотел.
Открытое отношение и детальные рассказы о каждом этапе операции – к примеру, я недавно рассказал в своем блоге о роли виртуальной реальности в процессе пересадки тела – это то, что нужно для того, чтобы к трансплантологии относились нормально. И я стараюсь вести ее на том уровне, который мне доступен.
РИА Новости http://ria.ru/science/20160624/1450373746.html#ixzz4CX9ZrxiY
Уйти в минус и выжить
Валерий Спиридонов, для МИА «Россия сегодня»
Меня часто спрашивают, есть ли у меня опасения относительно проведения предстоящей операции, и я отвечаю: конечно, есть. И как ответственный человек — пока есть время, я хочу подготовить план Б. Решение может быть не идеальным, но лучшим, чем его полное отсутствие.
В ситуации смерти, когда современная медицина оказывается неспособной спасти и вылечить умирающий организм, таким планом может стать крионика. Так называют практику сохранения людей и животных при сверхнизких температурах, пока лишь в надежде на то, что наука в будущем сможет вернуть их к жизни и вылечить.
Принято считать, что человек либо жив, либо мертв, но с точки зрения медицины смерть не наступает мгновенно, это процесс, растянутый во времени. Первоначально смертью называли прекращение дыхания. В давние времена врачи констатировали наступление смерти, поднося к губам больного металлическое зеркальце — если оно не запотевало, значит, дыхания нет, и, следовательно, «душа отлетела».
Somnus est imago mortis
Когда люди немного разобрались в анатомии, жизнь стали отождествлять с прекращением сердцебиения. Оказалось, что оно нередко продолжается и после прекращения дыхания. Были случаи, когда врачи вскрывали для изучения тело «умершего» уже некоторое время назад человека и обнаруживали, что его сердце медленно, но явно пульсирует. Так, что анекдот про запись в свидетельстве о смерти «вскрытие показало, что пациент скончался в результате вскрытия» имеет реальные прецеденты.
Ещё не так давно будущих врачей в мединститутах учили, что смерть — это прекращение сердцебиения. В середине XX века было введено понятие клинической смерти — как бы смерти, которую можно «вылечить». Сейчас после полной остановки сердца и прекращения дыхания человека еще примерно в течение 6-9 минут можно реанимировать – вернуть к жизни без наступления необратимых последствий.
Но даже после прекращения биоэлектрической активности мозга и при отсутствии рефлексов (что означает смерть мозга или биологическую смерть — после нее врач или другое ответственное лицо вправе выдавать свидетельство о смерти), большая часть клеток в органах человека еще жива, а умершие клетки не разрушены полностью — многие клеточные структуры еще функционируют.
Сохраняется структура связей между нейронами головного мозга, которая является основой долговременной памяти и основным субстратом существования человека как личности. С помощью крионики, точнее, крионической остановки процесса распада, человек может быть стабилизирован в состоянии между биологической смертью и смертью информационной, когда необратимо потеряны данные для реанимации человека как полноценной личности, его опыт, память, хранящиеся в мозге. При температуре, достижимой при помощи жидкого азота — минус 196° градусов Цельсия, — молекулы почти не движутся, и все химические и биологические процессы, в том числе и разложение тела, останавливаются.
Существует открытое письмо в поддержку крионики, подписанное шестью десятками ученых, ведущими специалистами в областях, имеющих отношение к крионике, таких как биология, криобиология, наука о мозге, физика, этика, нанотехнологии.
Многие нанотехнологи имеют контракт на крионирование, то есть замораживание себя в случае смерти, потому что именно с наномедициной связывают оживление и лечение людей, хранящихся в жидком азоте.
Активно ведутся работы по созданию нанороботов. Они будут снабжены миниатюрным вычислительным устройством либо средством связи с внешним управляющим компьютером и манипуляторами, позволяющими работать с предельно мелкими частями тканей, например перемещать их и модифицировать их структуру, то есть заниматься молекулярной хирургией.
Первый человек был крионирован в 1967 году, им стал профессор психологии Джеймс Бедфорд. Сейчас он успешно хранится в американской криофирме «Алькор» в штате Аризона. Другое крупное криохранилище — Институт крионики — расположено в штате Мичиган. Нашей российской криофирме «КриоРус», единственной вне США, в прошлом году исполнилось 10 лет, и здесь ожидают своего «лечения» 51 человек и 20 домашних питомцев.
Минус 196
О первом случае «заморозки по-русски» я недавно посмотрел художественный фильм «минус 196». Фильм очень реалистичный, атмосферный, зритель словно присутствует внутри ситуации, физически ощущает холод и непонимание, направленное на главного героя, одиночки, который идет наперекор устоявшимся традициям и воле окружающих.
Знакомая история… Я тоже прошел долгий путь от непонимания до международной поддержки в том, что для научных прорывов необходимы смелые, возможно, даже дерзкие решения.
Этот фильм отмечен множеством наград на зарубежных фестивалях и получил высокую оценку в научных кругах. Бен Бест, многие годы возглавлявший Институт крионики, признал его лучшим произведением искусства, в котором так или иначе упоминалась эта технология. Сняла фильм актриса и режиссер Анна Арланова, известная российскому зрителю главными ролями в таких фильмах и сериалах, как «Московские окна», «Провинциалка», «Наркомовский обоз», «Греческие каникулы», «Черта с два», «История летчика» и другие. 21 июня в 20.30 в кинотеатре «Иллюзион» в Москве состоится показ фильма. Приходите, это глубокий и по-настоящему сильный фильм.
Что касается доверия к самой технологии крионирования в русле темы эксперимента по трансплантации тела — я считаю, что в ситуации, если операция пойдет не по намеченному плану либо будет иметь тяжелые последствия, — это лучше, чем не иметь никакого запасного варианта совсем. Даже чисто психологически. На мой взгляд, идти на что-то подобное с мыслью, что все (относительно) под контролем — гораздо спокойнее.
И даже отдавая себе отчет, что случаев воскрешения после крионирования на данный момент нет — эта процедура относится к категории вещей, которые входят в мой список «сделать все от меня зависящее, чтобы получилось удачно».
Но она, конечно, не отменяет дальнейших скрупулезных исследований, которые должны быть сделаны до начала проведения широко обсуждаемого эксперимента.